Им нужна Ваша помощь

Мне хочется рассказать о нескольких моментах жизни, которые тесно связывают меня с владыкой Антонием. Первые произошли задолго до встречи с ним. Позднее, когда я с ним встретился, меня чрезвычайно порадовало, что эти эпизоды практически один к одному совпадали с тем, что я услышал от владыки, с его переживаниями. Я в очередной раз убедился, что иду правильным путем. И этот путь – путь встречи с живым Богом.

Первый эпизод — где-то в середине шестидесятых – неожиданная встреча с Евангелием. Я увидел его в руках своего друга, который, воспринимал его как книгу, лишь связанную с историей, с искусством. Друг мне дал Евангелие на ночь. Это был очень сильный живой удар в мое сердце тех слов, которые я прочитал. Я понял, что они мои, понял, что это не литература, что это слова, сказанные Свыше от Того, Кого я до этого искал уже. И потом, позднее, слушая владыку Антония, который говорил об этом же, я сразу вспоминал ту мою первую ночь знакомства с Евангелием.

Второй эпизод, который был задолго до встречи с владыкой Антонием, но как-то исподволь готовил меня к ней — встреча со смертью очень любимого мною человека. Стоя рядом с ним, я почувствовал то, что потом, много лет спустя, услышал и прочитал у владыки Антония: описание его чувств, испытанных им, когда он остался со своим умершим отцом – ощущение присутствия жизни, несмотря на то, что смерть рядом.

Затем была заочная встреча с владыкой Антонием, в начале семидесятых, а точнее с книгой «Школа молитвы», понятное дело, в самиздатовском варианте. Это была моя первая встреча с его словом, с его стилем говорить, с его убежденностью. И сразу стало все понятно, что это человек, который знает, о чем говорит, который говорит не как учитель, не учебник пишет, а делится своим откровением и своим живым опытом.

Встреча у лифта

Первая очная встреча была в конце восьмидесятых, в одной из московских квартир, во время очередного приезда владыки в Москву. Причем встретились мы с ним не в самой квартире, а ожидая лифта, чтобы подняться в нужную квартиру. Естественно, он приехал один, без сопровождающих, без охраны, без всевозможных официальных лиц. Это его стиль, его дух. Единственными его сопровождающими могли быть друзья, но в этот раз владыка был один. Простой подрясник, очень искрящийся, светящийся взгляд. Об этом взгляде говорят многие, но на бумаге не передашь, что ощущаешь, когда это видишь, когда святящиеся глаза тебя пронзают, зажигают тебя.

Уже тогда я понимал, что отношения с Богом не могут быть формальными, теплохладными, они должны быть именно огненными. И вот я увидел такой огонь, но не обжигающий, а проникающий, зажигающий, живой огонь, горящий ровно и не гаснущий. Огонь любви.

Однажды зажегшись, прочитав Евангелие, почувствовав живого Христа, рядом стоящего, владыка пронес этот огонь через всю жизнь.

Во время той первой встречи я сам себя не видел со стороны, но когда я посмотрел на фотографию, сделанную тогда, понял, что она отразила мое состояние: я буквально поедал владыку глазами, не могу подобрать более точного выражения. Я пытался проникнуть в глубину его состояния, в глубину его отношений с Богом, о которых он пришел свидетельствовать. Он пришел не учить. Он пришел сказать собравшимся, молодёжи и взрослым людям, которые находились в поиске, у которых начинался свой церковный религиозный путь, путь веры, что это — не схема, а — жизнь, живые отношения с живым Богом. Он пришел, как бы посланный Самим Христом в нашу среду, для того чтобы, кто имеет уши, услышал, те, кто имеет очи, увидел.

Благословение на священство

Встреча продолжалась часа два, может быть, три. Она была важной для меня еще и тем, что в то время я задумался о рукоположении, но еще сомневался. И владыка Антоний благословил меня на священство. Для меня это было важно, его поддержка и понимание, потому что для меня этот поворот жизни был несколько неожиданный, хотя я уже много лет был в Церкви. После слов владыки в размышлениях на эту тему была поставлена точка, и никаких сомнений не было. Был уже момент доверия и послушания.

Затем я несколько раз виделся с ним и в Москве, и в Лондоне. И каждая встреча для меня была откровением, даром. Каждый раз я еще больше убеждался, насколько ярок и силен во владыке тот огонь, о котором я говорил. При этом он был человеком, обладающим редчайшим даром удивительной трезвости, умения различать искушения, которые соблазняют людей и уводят в эмоциональные состояния прелести. Владыка показывал пример трезвого мышления, достоверного прозрачного видения жизни, человека и Слова Божьего.

Все беседы с владыкой Антонием убеждали меня в верности видения пути верующего и, в том числе, священника. В частности, верности понимания, понимание того, что путь – это не работа, а жизнь. Вот только это, собственно говоря, помогает держаться в очень непростом нашем мире.

Мне очень близки, и до сих пор зажигают его слова, которые он говорил о чтении Священного Писания. У него даже есть книга такая «Умение слушать» – вслушиваться, вдумываться, вчитываться, впитываться, вникать. Он каждый раз призывал к тому, что чтение Священного Писания — это не изучение, не просматривание книги, а — вживание, жажда и тоска по Богу. Эти слова и это отношение были мне очень близки, понятны и дороги.

Еще мне очень запомнилось высказывание владыки Антония, что наша вера призвана дать нам вертикальное измерение. Мы живем в плоскости, как бы в двухмерном пространстве. Без духовной вертикали человек больше похож на животное. И вот это проникновенное слово владыки, проникновенное понимание необходимости каждому из нас обрести духовное вертикальное измерение ко Христу, тоже было определяющим в моем понимании.

Очень близкой была позиция владыки в вопросе послушание. Послушание не как подчинение своей воле старшему по званию, а как вслушивание, вникание, всматривание в тот опыт духовный, который на тебя изливается. И на интонации любви и доверия слушающий становится единым с тем человеком, которого он слушает, в кого вникает. Этот подход к послушанию и вслушиванию был тоже очень важен в его свидетельстве о Христе.

Владыка Антоний — свидетель о живом Боге, о живом Христе, о воскресшем Христе, свидетель достовернейший. Такие люди необходимы во все времена. Владыке Антонию всегда было, что сказать, потому что он говорил не от себя, а он говорил от того, что ему посылалось. Вот, что я мог сказать.

Самая последняя встреча

Четвертого августа 2003 года я ехал в отпуск. Звонок – умер владыка. Я разворачиваю машину, направляюсь в Москву. Как-то удалось организовать поездку в Лондон, я чувствовал, что мне нужно быть там. И все-таки успел ко дню, когда были назначены похороны. Стояла жара, было очень душно.

Ночью с другими священниками я остался читать на ночь Евангелие над владыкой Антонием в храме, где он служил. Нет, экзотических каких-то переживаний, не было: сам владыка очень трезво относился к смерти. Но я находился рядом с дорогим мне человеком, с его телом, которое лежало рядом, и с его духом, который обитал где-то недалеко. Я был благодарен Богу, что мог почитать Евангелие в эти дни.

На следующий день после похорон мы с одним человеком из Петербурга пришли на полузасыпанную могилу владыки (у англичан такая традиция – не сразу все засыпать) и руками насыпали могильный холм. И в этом прощании было что-то важное, глубокое, поэтому эпизод участия в похоронах владыки Антония, присутствия на его могиле явился для меня одним из важнейших моментов общения с ним.

История одного портрета

В 17 лет я приняла православное крещение и отец Анатолий Яковин, мой духовник, стал давать мне читать святоотеческую литературу. Но она была очень трудна для восприятия, ведь мы — люди, выросшие в советском обществе, были далеки от церковной традиции. Даже искренне обратившись, стараясь изо всех сил что-то усвоить и воспринять, мы не могли дотянуться до предлагаемой высоты: святые отцы писали для людей другого духовного уровня, а не для тех, кто вырос в советской атеистической среде.

Когда мне было лет 18-19 я прочла Журнал Московской Патриархии, где была короткая статья владыки Антония Сурожского » О молитве», эта статья полностью легла мне на сердце так, как будто она написана лично для меня. Все просто, понятно, доступно. С этого момента я заинтересовалась жизнью владыки Антония и его книгами. Очень хотелось его когда-нибудь увидеть, услышать вживую. Но владыка приезжал в Россию нечасто, и мы даже не знали где и когда он будет в Москве. В советское время эти визиты, понятное дело, не афишировались.

В 1992 году я познакомилась с изумительным человеком — Аленой Кожевниковой, которая вместе с владыкой Антонием 13 лет на радио «Свобода» вела передачу «Не хлебом единым». В 1993 году мы вместе отправились к владыке Антонию в Лондон, так осуществилась моя давнишняя мечта. На всякий случай, я взяла с собой два больших холста. Был март. Первая неделя Великого Поста. Мы приехали к владыке, он очень внимательно на меня посмотрел. Алена сказала: «Это Мария, художник, она мечтала увидеть Вас и, может быть, написать портрет, если Вы согласитесь».Владыка изумленно поднял глаза к небу. Начало Великого Поста не самое подходящее время для позирования. Но видимо, в моем взгляде, он прочитал такую мольбу, да еще и услышав, что дома в Москве, я оставила четырех крошечных детей, он меня пожалел и одарил настоящей царской милостью, потратив свое время.

Работали мы с владыкой Антонием всего два дня. Конечно, первым делом я написала глаза, потому что они по цвету — темные, блестящие, почти угольные, по излучению были необыкновенно теплыми, внимательными, смотрящими в глубину собеседника. Больше таких глаз я не встречала. Работали мы очень напряженно, между службами, вместо его отдыха. А потом, месяц, я дописывала портрет дома, наполненная впечатлениями от этого незабываемого общения. Такие светлые, яркие личности, как митрополит Антоний Сурожский, настолько сильны, что портрет складывается сам, ничего не надо придумывать, разрабатывать особенную композицию…

На портрете владыка с панагией, которую подарил ему мой муж, иконописец Александр Соколов. Владыка очень любил эту панагию, предельно простую: восьмиугольная дощечка из мореного дуба, на шелковом шнурке, со вставкой из перламутра, с изображением Богоматери Казанской.

В последующие годы мы с мужем не раз бывали в Англии у митрополита Антония, посещали его и с детьми и с друзьями. Всегда это было исключительно живое общение с удивительным человеком.

Сколько мы знали владыку, и зимой и летом, всегда его видели в простых сандалиях и в стареньком подряснике. И я как-то даже спросила : » Владыка, вот мы зимой приехали, а Вы в сандалиях, неужели не холодно?», он наклонился ко мне и улыбнулся :»Я же старый человек, для меня это изумительно удобная обувь». Однажды я поинтересовалась: «Владыка, Вы в магазины не выходите, у Вас келейников нет, кто Вам готовит еду? Помогает? Убирает?», посмотрел на меня тепло-тепло и сказал: » Ты знаешь, мне добрые люди приносят пакетик и ставят под дверь. Что Господь послал, то я и ем». Такая простота его жизни, доступность, открытость, равнодушие к быту и сосредоточенность на душах людей и их проблемах, поражала и согревала.

Жизнь счастливо познакомила меня со многими достойными людьми, но такой сердечной заинтересованности в жизни других я почти не встречала. Это очень роднило владыку Антония Сурожского, с нашим духовником, протоиереем Анатолием. Когда отец Анатолий Яковин погиб, многие его духовные чада говорили: «Мне казалось, что именно меня он особенно любит».Такое же особенное отношение к каждому человеку было у владыки. Это удивительное соучастие в жизни другого — настоящий Небесный дар.

Владыка Антоний знал по именам всех прихожан, всех детей. Много лет мы наблюдали его проникновенное участие в судьбах многих людей, и не только духовное и сердечное, но и материально он помогал многим, раздавая все, что ему приносили.

Пример христианского братства

Протоиерей Александр Борисов, настоятель храма Св. бессребреников Космы и Дамиана в Столешниковом переулке в Москве

Впервые владыку Антония я увидел в Москве в 1974 или 1975 году. На домашней встрече, которую устраивал отец Николай Ведерников на своей квартире. Для отца Николая это был большой риск, потому что в советское время подобные встречи властью, мягко говоря, не поощрялись. В обычную московскую квартиру приходило человек пятьдесят. Обязательно включались магнитофоны, чтобы записывать все, что говорит владыка.

Я был тогда уже дьяконом. Книг владыки особенно в России не было, они даже самиздатом еще не распространялись столь широко. Мне попадались отдельные статьи владыки в Журнале Московской Патриархии.

Очень хорошо помню, что тема первой встречи, на которую я попал, была о браке и монашестве. Владыка говорил о том, что, не смотря на то, что эти вещи кажутся диаметрально противоположными, тем не менее, у них есть много общего. И в браке, и в монашестве необходима верность, в обоих случаях есть определенные трудности, свои радости.

Беседа была очень интересной. Владыка с интересом и вниманием отвечал на все задаваемые вопросы.

Меня поразил замечательный русский язык, на котором говорил владыка Антоний. С интонациями, которые я позднее слышал в речи многих людей, живших за границей в эмиграции. И я понял, что это – интонации русского дореволюционного языка, очень выразительного, насыщенного.

Поражала и простота владыки, как он, церковный иерарх по-домашнему общался со всеми. Когда все расходились, владыка Антоний каждого благословлял. Он так смотрел на того человека, который подходил под благословение, что было ясно, что в эти несколько секунд для владыки есть только ты, все свое внимание он сосредотачивал на тебе. И так – с каждым…

Позднее, где-то в начале девяностых, я был в Лондоне, в храме, в котором служил владыка Антоний. После Литургии владыка беседовал с прихожанами и теми, кто был на службе в небольшом помещении при храме. Такая практика задушевного общения, непосредственность, близость к прихожанам, внимание к каждому человеку — все эти замечательные черты владыки напоминали о том, что Церковь – единство братьев во Христе и священноначалие – не нечто недоступное и далекое, а такой же близкий христианин, с которым можно поговорить, задать вопрос, услышать ответ. Каждый, кто общался с владыкой чувствовал вдохновляющее понимание.

По рассказам я знаю, что владыка был крайне прост в быту, например, нередком сам посуду после себя мыл. Сам встречал людей, пришедших в храм, что его, в стареньком подряснике, могли принять и за чтеца, и за служку…

Обнаружение себя

Ирина Языкова, искусствовед

Личная встреча моя с владыкой Антонием была короткой, но ей предшествовал длинный путь.

Сначала я познакомилась с владыкой через книги «самиздата», которые сама перепечатывала и переплетала. Помню, на меня огромное впечатление произвела «Школа молитвы», которую я прочла в начале восьмидесятых. В отличие от чтения других книг, в этой я почувствовала не только саму тему, но и автора, его интонацию. Казалось, автор с тобой беседует. Потом мы узнали, что это действительно были беседы, которые записывали другие люди. И живая интонация этих бесед передавалась читателям.

На встречу с владыкой Антонием, которая прошла в начале восьмидесятых в квартире моих друзей, я не попала. Было очень досадно, но я надеялась, что, Бог даст, я когда-нибудь увижусь с владыкой.

И действительно, в году 1996 или 1997, я поехала на конференцию в Англию. Меня пригласили люди из замечательного содружества святого Албания и святого Сергия, которое создали англикане и православные еще в конце двадцатых годов прошлого века. Этому содружеству покровительствовал и владыка Антоний, который какое-то время даже был его председателем.

Во время конференции я останавливалась у отца Михаила Фортунатто, регента хора храма, где служил владыка Антоний. Я заикнулась оцу Михаилу, что очень бы хотела повидаться с владыкой. На что он сказал: «Давай перед Литургией придем пораньше и думаю, что получится поговорить. После Литургии владыку окружать прихожане и будет не до личной встречи. А так он в храм приходит всегда раньше всех. И уходит тоже – позже всех».

В день богослужения мы пришли пораньше, владыка Антоний был в алтаре. Отец Михаил пошел к нему, а стою, молюсь и думаю: «Ну кто я такая, чтобы владыка захотел со мной поговорить». Хотя какое-то представление обо мне владыка уже имел — через знакомых я ему подарила свою первую книгу «Богословие иконы».

Владыка вышел ко мне, как к давно знакомому человеку. Он меня благословил, как-то по-доброму взял мою руку, что-то начал говорить. Я не помню, что он говорил, но его сердечный взгляд остался в памяти, и осталось впечатление глубинной, надбытовой Встречи. Такое редко бывает даже с самыми близкими людьми.

Затем я побывала на Литургии, после которой мы пили чай с владыкой и с прихожанами. Владыка шутил, поддерживал разговор со всеми, и я с ним разговаривала, но это уже было другое.

Потом всю мою дальнейшую поездку (конференции я проходила в разных городах) я все время находила подтверждение моим впечатлениям о встрече с владыкой. Причем люди начинали говорить, даже не всегда по моей просьбе, какое на них влияние оказал владыка. Например, несколько дней я жила у настоятеля англиканского собора в Кембридже, отца Джона, и он рассказал, что еще во время учебы в Университете он попал на лекции владыки, и они вернули его к вере. Он заинтересовался православием, стал заниматься трудами Святых Отцов и даже решил, что перейдет в православие. Пришел с этим к владыке Антонию, а тот сказал ему: «Не бросайте своей веры, продолжайте заниматься трудами Святых Отцов, православной духовностью, как ученый». В итоге Джон остался в Англиканской Церкви, сейчас он профессор и англиканский священник. При этом считает владыку Антония своим духовным отцом.

Владыка видел в человеке его подлинное и вытаскивал это наружу, видел ту глубину, которая есть в каждом, но о которой может быть сам человек и не подозревает. И обнаруживает только благодаря такой встрече.

Встреча с реальной святостью

Священник Антоний Лакирев, клирик Тихвинского храма города Троицка

Мне повезло увидеть владыку Антония в конце восьмидесятых, в один из приездов его в Москву на традиционной «квартирной» встрече. В обычной московской квартире собрались человек пятьдесят, и было непонятно, как они там все поместились.

И вот посреди этой огромной толпы стоял владыка Антоний и говорил, говорил. В конце встречи его попросили помолиться вместе с собравшимися. Владыке помогли встать в углу комнаты на стул, чтобы было его видно. И он отслужил краткий молебен.

Это было впечатляюще. Для христиан крайне важный момент – встреча со святыми, с людьми, которые своим обликом, каждым словом свидетельствуют о реальности святости. Думаю, для всех, кто хотя бы раз в жизни видел владыку Антония, слушал его беседы, бывал на службах – этот опыт незабываем и драгоценен.

Одно дело, когда мы о человеческой святости читаем в житиях. Это все-таки некоторая книжная премудрость, а вот реальная встреча – совсем другое. Когда на твоих глазах в человеке светится присутствие Христа, и ты это видишь, это действует сильнее, чем множество прочитанных книг.

Причем тогда я не так много слышал по радио или читал из того, что владыка говорил и писал. Сейчас все можно найти, прочитать.

Буквальное каждое слово, которое он говорил, было словом из другого мира, из другой жизни.

Встреча была важной еще и потому, что являлась судом для твоей собственной жизни. Глядя на владык Антония, ты мог, по крайней мере, если найдешь в себе мужество, хотя бы частично оценить, а как ты сам живешь, на кого ты похож? Вот владыка – на Христа.

Я к тому времени совсем немного знал о вере, больше понимал, угадывал. Но встреча с владыкой Антонием, сначала личная, потом с его книгами, дала возможность проникнуть в глубину, в реальность веры.

Глядя на владыку, слушая его, ты понимал, что Церковь – реальность гораздо более глубокая и многогранная, чем казалось, чем все мы (я в том числе) из себя представляем.

Сама личность владыки, то, что он говорит, открывает нам такую сторону реальной Церкви, которая сама по себе в глаза не бросается и внешним взглядом ее довольно трудно постичь. В церковной жизни у людей бывают разные искушения, особенно, когда посмотришь в зеркало и подумаешь, что по тебе тоже люди могут судить об образе Церкви – и тогда становится очень грустно. А такие люди, как владыка Антоний, дают возможность действительно поверить в Церковь. Без этих встреч с владыкой мне было сделать это гораздо труднее.

Еще, на что во время встречи я обратил внимание – поразительный русский язык, на котором говорил владыка Антоний. Я не думал, что можно получать такую радость и удовольствие от живого русского языка.