Матушка Соломония
Некоторые суеверные люди боятся встреч с монахами. Другие боятся, что рядом с суровыми людьми в черной одежде, покинувшими суетный мир ради молитвы, будут еще больше ощущать себя грешниками. Матушка Соломония – монахиня. Она живет при Богоявленском соборе в Ногинске. Наша встреча с ней была очень теплой, какой-то «домашней», как встреча с доброй и мудрой родственницей.
Матушка Соломония расскажите о своем детстве. Откуда Вы родом?
А мы ведь тезки. В миру-то, меня тоже Ниной звали. Я родилась в селе Борковка Выксинского района Горьковской области. Наше село с городом разделял один ручеек. Родня по отцовской линии жила прямо напротив храма. Однако в то время – время моего детства и юности храм был уже закрыт. Мы жили в селе, а учились в городе и родители в городе работали. В Борковке было много верующих православных людей. Для совершения обрядов они собирались по домам. Приходилось часто менять «адрес», так как властями подобное не одобрялось. Это я поняла, конечно, уже став взрослой. Хотя, и не в церкви, но служба проходила по церковным по храмовым канонам. Моя мама Надежда пела в хоре. Среди прихожан были и регенты. Было даже церковное кадило.
Значит и священник был?
Настоящего священника не было. Все священники, кто выжил, были уже в Сибири. Но был церковный староста. Были религиозные и богослужебные книги. Однажды мама мне сказала: «Нина, пойдем со мной на ночную службу. Сегодня большой праздник». Это была Пасха. Точно не помню какой это был год – мала я еще была. Это в войну было – в 43 или 44 году. Это было самое радостное воспоминание моего детства. Ничего более радостного и восхитительного для меня не было. Пахло ладаном. Была ночь. Мы – дети заснули в коридоре – все происходило в частном доме. Вдруг слышим радостный возглас: «Христос воскресе!» и радостные голоса в ответ - «Воистину воскресе!». К нам подошли, целуют нас, поздравляют. По половине яичка крашенного дали – в войну целое сокровище. На следующий день после обеда - и взрослые, и дети все вышли на улицу. И в послевоенные годы Пасху всегда праздновали. Дети играли в беговую лапту, в круговую лапту, в чижики, в штандер играли. Яйца катали – чье крепче окажется при столкновении – тот и победил. Я плакала даже немножко - дважды у меня разбили. Но все равно весело было. Настоящий праздник был народный. Родители нас подзадоривали. К церковным праздникам родители нам детям подарки покупали – кому обувь, кому платье, кому платочек. Каждый выходной мы дети садились около мамы, и она нам читала религиозные книги, которые хранились в доме. Мама нас всему учила. Например, если чай не допил – вылей. Или перекрести и накрой чем-нибудь. Крест от всего защищает, от всякой нечисти спасает. По отцовской линии все родственники были людьми верующими и очень строгими.
Вы профессиональный юрист. Где Вы учились? Где работали?
Раньше система такая была, чтобы в ВУЗ поступить, нужна была так называемая практика – два года надо было отработать – трудовой стаж получить. По линии Горкома комсомола в школе, где я училась, искали кандидатуру – работать в суде. Искали серьезного добросовестного человека. Выбрали меня. Мы были комсомольцами – в те времена – это был обычный и привычный порядок. В комсомол не принимали тех, кто совершил серьезные проступки или преступления. Вот так я попала на работу в суд – в Выксе – судебным исполнителем. Потом стала судебным секретарем. Так два года прошло. Председатель суда – Владимир Сергеевич Шмаков – очень серьезный был человек - говорит мне: «Не спеши поступать в институт. У нас пока некому работать, а потом поступишь в Горьковский заочный юридический институт». Так я и работала. Потом поехала сдавать документы в ЮЗИ в Горький, а там объявление о приеме в дневной юридический институт в Саратов. Я поехала в Саратов, поступила, училась. Жила на стипендию. Стипендия была очень небольшая, да еще восемь рублей вычитали за общежитие. Это было ощутимо. Чтобы немного заработать, мы девушки, кому родители не могли материально помогать, образовали бригаду – разгружали арбузы. Я была бригадиром. Платили нам мало – меньше, чем ребятам. Правда, давали арбузы. Голодать приходилось частенько. По распределению меня направили в Горький народным судьей. Вышла замуж – муж тоже юрист был. По распределению его направили в Мордовию – председателем суда, а я пошла в адвокаты, так как муж и жена не могут оба судьями быть. Работа адвоката мне не понравилась. К сожалению, много лжецов, пытавшихся обойти закон. Потом мужа перевели в Верховный суд Мордовии, а меня назначили судьей в районном центре под Саранском. Потом мы с мужем расстались.
Как Вы оказались в Подмосковье?
По обмену я уехала в Электросталь. И родителей мне навещать было удобно , и они часто приезжали. Из Москвы прямое сообщение с Горьким. Я работала юристом жилищно-коммунального управления завода «Электросталь». Работала 16 лет. Постоянно была в суде, вела много дел. Работы с населением было много – обмен, получение жилья, обслуживание жилья. Самые «животрепещущие» вопросы. Я никогда не состояла в партии, но на партсобрания меня постоянно приглашали, зная, что я человек ответственный. Вела тарификацию законодательства. Всех направляли только ко мне. Все время, как приехала в Электросталь, посещала храм во Фрязево, а также храм в Никольском, часто ездили в Свято-Данилов монастырь – очень там нравилось, иногда ездила в Ногинск – в Тихвинский храм. Там служили отец Василий Извеков, отец Александр Ладик – он сейчас настоятель в Ямкино. В Электростали храма еще не было. Вот, иду раз по улице и вижу – идет священник. Я очень обрадовалась. Электросталь как тогда иногда говорили, была «ненамоленный» город. И вот узнаю – выделяют здание детского сада – потом там ДОСААФ был – под храм. Через некоторое время прислали служить в Электросталь отца Михаила. Вот тут и началась бурная деятельность. За несколько лет всего столько было сделано и построено. Была построена часовня на кладбище. Здание бывшего ДОСААФ – совершенно не приспособленное, было полностью переоборудовано под храм. «Надо воцерковлять город» - таковы были слова отца Михаила. Часовня появилась и в городе – у мемориала и Вечного огня. За ночь вырубили часть липовых деревьев, все расчистили, убрали. Батюшка Михаил дал мне послушание – быть завхозом по строительству – обеспечивать стройку всем необходимым, следить за ходом работ. Я еще работала на «Электростали», на пенсию ушла в 1994 году. Просили еще на заводе поработать, но батюшка не благословил – я тут при церкви была нужней. Работы было много. В том числе и в трапезной готовила. В это время я уже была послушницей – вся моя жизнь протекала при храме. Здание, где теперь храм Вознесения Господня было старое, рыхлое. Надо было пол заливать, алтарь строить. Трубы лопались – водой заливало. Бывало, что и ночами чинили, воду собирали, а к утру храм работал. Много сложностей возникало – со всем справлялись. Был даже такой случай – пожар был, и батюшка меня спас.
Как это произошло?
Это было в самом храме. Как раз была реконструкция. Красили, покрывали лаком. Детишки решили «проверить» как горит лак. Загорелось. Я была отрезана огнем. Дверь горит, на полу новый линолеум вот-вот загорится, а на окнах решетки. Батюшка услышал, что я там. Лестницу поставил, сам ко мне поднялся. Дым, я уже задыхалась. Батюшка меня вытащил. Я ему очень благодарна. Всяко было. Но, слава Богу, храм живет. Однажды батюшка радостный пришел, говорит главврач гор. больницы отдает нам старую трансформаторную будку. Теперь – это храм Пантелеимона Целителя – больничный храм. Вот уже и заявку подали на освящение храма, а у меня еще отопление не подведено. Конец рабочего дня, а слесарь выпил крепко. Я на него кричала, ругалась сильно – был такой грех. Слесарь оправдывается – воды нет, раствора нет. Я говорю – «Сейчас все будет». Много было перипетий. Мы с одной женщиной – уже перед освящением это было – леса строительные из храма вынесли – все вымыли, убрали. А леса то эти – хорошие доски новые – трех и шестиметровые за ночь «увели». Но радости было много, когда храм освящали. Митрополит Ювеналий, который освящал храм, даже удивлялся, какой у нас иконостас. Из дуба сделан, а выглядит как слоновая кость.
Как Вы перебрались в Ногинск?
В сентябре 1997 года отец Михаил был переведен в Ногинск. Почти все храмовые служители – регенты, певчие, другие последовали за ним.Я оставалась в Электростали – надо было людей найти, которые будут при храме работать. Осенью я уже перешла в Богоявленский собор. Тоже много работы было. Просфоры пекла, стирала облачение священников - вручную. Сейчас в хозяйственных помещениях все оборудование есть – стиральные машины, гладильные аппараты. Тогда был маленький тазик. Воду надо было выносить выливать и зимой тоже. Но это, как говорится, были временные трудности. Сейчас все по-другому.
Какое у Вас сейчас послушание?
Отвечаю за вещевой склад, за продовольственный, цветами занимаюсь, озеленением. Стараюсь, чтобы красиво было. Везде, где возможно стараюсь, чтобы цветы были. Когда около храма цветов много это приятно, это радость вселяет от того как мир Божий красив.
Когда Вы стали монахиней?
В 1999 году. Уже 14 лет прошло. Ничего в этом «драматичного» нет. Все очень естественно. Меня об этом уже журналисты спрашивали, а я говорю – шла, шла – вот стена, а на ней «монахиня» написано. Такой мне путь Господь дал. Я в Электростали при храме жила и тут в Ногинске при Соборе и когда послушницей была и теперь. В монахини меня постриг Владыка Ефрем. Он тогда был архимандритом в Валдайском Иверском монастыре, сейчас он в Боровичах. Меня постригали там, где умер наш духовник – архимандрит Иосиф – село Внуто Новгородской области. Мы к нему при жизни его ездили. Он нас знал хорошо. Постригли меня 14 августа. Имя дли в честь мученицы Соломонии, которой пришлось видеть безвинную гибель семи своих сыновей.
Вы живете в келье?
Да у меня есть отдельная келья.
А келья у меня «неправильная».
Почему?
Однажды я была в городе Александрове. Там в музее была представлена келья монаха – топчан, матрас, телогрейка в головах, половик. У двери сапоги кирзовые стояли. Столик молитвенный. Лампадка. Очень все скудно. Я хотела жить в такой келье. А у меня даже холодильник есть.
Но жизнь-то с тех времен у всех изменилась. У Ивана Грозного, когда он в Александровской слободе жил тоже холодильника не было. Правда, погреба были большие.
Было ли в Вашей жизни то о чем сожалеете?
Такое было, конечно. Был у меня и грех, о котором помню постоянно. Я уже говорила, что была у нас в селе – Борковке церковь. В этой церкви одно время клуб был. На наших глазах это происходило – трактор подогнали, крест сняли. Я сказала родителям: «Никогда в этот клуб не пойду». А потом ходила и на танцы тоже. В самодеятельности пела – кружок у нас был. В храме с амвона пела мирские песни. А потом меня назначили председателем товарищеского суда. А суд заседал в этом же клубе, и там я рассматривала дела. Конечно, я молодая была. Идеология другая была. И это уже была не церковь, а клуб в здании бывшей церкви. Но этот грех до сих пор вызывает постоянное раскаяние. Хочу теперь вот еще о чем сказать. Росла я в нищете. В военное и послевоенное время мама по деревням ездила меняла вещи и посуду на хлеб. Так тогда многие делали. Потом карточки отменили. Мама до этого не дожила уже. Отец работал мастером на заводе. Очередь за хлебом мы с сестрой занимали с ночи. Хлеб с молитвой ели до крошечки. Называли хлебушек. А сейчас бросают хлеб, булки. Это плохо. Поскольку мое послушание – отвечать за продовольствие, отвечаю и за доставку хлеба. Каждое утро должен быть хлеб. Ведь без хлеба нет трапезы. У нас кормят и служащих храма и детей, которые в православной гимназии учатся. При соборе есть трапезная, где ежедневно кормят малообеспеченных людей, бездомных. В том числе малообеспеченных людей из общества слепых. Все делается по благословению батюшки.
Чем отличается монашеская жизнь?
Больше молитвы, больше уединения, покоя. Больше раздумий в уединении .Ну и в быту тоже отличия. Я живу в отдельной келье. Не употребляю мяса и мясных продуктов совсем никогда. В постные дни – среду и пятницу не ем молочного. В посты всегда пощусь. Если позволяет состояние здоровья, ноги держат – стараюсь каждый день быть в храме. В монастырях есть устав. У нас есть устав храма, в соответствии с которым я живу. Стараюсь помогать в хозяйственных делах на сколько силы позволяют. Теперь здесь моя жизнь. Это мой путь. К этому Господь привел.