Воспитание веры
Смелость воспринимается нами как качество, связанное с чем-то героическим - сражениями, тушением пожара, полетом в космос, опасными трюками каскадеров, участием в рискованных экспедициях в неизведанные земли. Но есть смелость иная – будничная, ежедневная.
Анну Ивановну Лежневу в Покровском храме села Воскресенское все знают. И не только в Воскресенском, но и в Ногинске, Электростали, Иванисово – во всей округе, дальней и ближней. Никогда Анна Ивановна не скрывала своих убеждений, своей православной веры, хотя были времена, когда за такие взгляды можно было серьезно поплатиться. Она это знала, но не боялась. Это тоже смелость. Ее ежедневный труд во славу Божию привел к вере множество людей.
- Анна Ивановна, откуда Вы родом?
- Семья моя происходит из Тамбовской области, села Остролучье Хоботовского района. Отец мой Иван высокий пост занимал, а у мамы в семье – и певчие были, и просвирни. Верующими все были. Когда отцу 42 года было – арестовали его. Уже потом я узнала, что и на Соловках он побывал, и в других тюрьмах. Через две недели мать умерла. Родителей плохо помню – маленькая была. Но, то, что они сильно верующие были - запомнилось. Фамилия девичья моя Ломанова. Я осталась сиротой. Нас четверо детей было. Никто не помогал. Отца вспоминать запретили. Старшие сестры воспитывали. В Ногинск я тоже приехала с сестрой. Тут жила наша тетя Василиса. Тетя хотела уйти в монастырь, но в те годы уже монастыри закрывали. Мне было 16 лет. Я стала ездить в храм в Иванисово. Других храмов действующих рядом не было. Работала с тетей в детских яслях.
В церкви Казанской в Иванисово я пела в хоре и была чтицей. У меня был голос хороший – альт. Я читала с матушкой Зинаидой – супругой отца Федора Недосекина, который был расстрелян в Бутово и причислен ныне к лику святых. Она была главный псаломщик, а я ее заместитель. В хоре пела с сыном отца Федора Недосекина. Отец Леонид, настоятель тогдашний, мне дал такое послушание. Он мне говорил: «Ты украшение нашего храма». А потом... меня сняли с этой «должности». Оказывается – приказ был из Москвы. Я своим голосом, как сказали, «всю Электросталь в церковь привлекла". Это недопустимо было в те времена. Потом время переждали – и опять я читала.
- Какая должность у Вас в Покровском храме?
- Должность – сказать сложно. В этом храме - Покрова Пресвятой Богородицы я только батюшкой не была и диаконом. И староста, и псаломщица, чтица, и на клиросе пела, и трудница, и завхоз…
- Как Вы здесь оказались?
- В храм Покровский я пришла уже после замужества. До этого была прихожанкой в Казанском – в Иванисове, как Вы уже знаете. Супруг мой Борис также был сыном прихожанина Казанского храма. Его отец меня в церкви и углядел. Сосватали нас, поженили. Мы жили с мужем тогда в Ногинске. Муж работал на Новоногинской фабрике. Он очень хорошим специалистом был – дома строил и ремонтировал. На службе ему говорили: «Поставим тебя инженером, но жене своей скажи, чтобы в церковь не ходила». А муж ответил: «Если я Аннушке такое скажу, ответит она, что не надо такого инженерства, или уходи сам».
В Покровский храм меня пригласили. Пришла староста из этого храма и сказала, что в Воскресенском храм хотят закрыть. Здесь не было псаломщика, а батюшка один служить не может. Тогда тут пожилой батюшка был - отец Василий. Говорят мне: «Ты Устав церковный знаешь, порядок богослужения, правила богослужебные, и на клиросе поешь». Я отказалась. Ехать далеко – на автобусе. В храме все окна разбиты, птички летают. Я была в Покровской церкви до этого один раз. Мы с хором из Иванисово приезжали. Староста на следующий день пришла вместе с пожилым мужчиной, который хорошо нашу семью знал. Староста говорит: «Вчера отец Василий молебен с акафистом Святителю Николаю отслужил. А Святитель Николай прямо с иконы сказал: "Идите за ней еще раз – она с вами придет». Так я и пришла.
- Много ли людей в советское время хотели креститься или детей крестить?
- Ко мне домой в советское время приходили по 10-12 человек в день, мы беседовали. Это обычно в праздничные дни было. В основном люди были верующие и знающие.
В годы атеистической власти долгих бесед перед крещением не было. Если человек пришел креститься или крестить ребенка – значит, он духовно готов к этому. Надо понимать, что в то время – несмотря на запреты и атеистическую пропаганду – большинство людей были крещеными, крещеными еще в дореволюционные времена были их бабушки, дедушки, пожилые родители. Старшее поколение в основном было верующим, кто-то хранил иконки, даже книги. Детей крестили тайком. Вера была не «снаружи» - на работе, в школе, в техникуме или на мероприятиях, а «внутри» - дома, в семье. Люди, приходившие крестить детей, хорошо знали и понимали, зачем они это делают.
Поэтому моя задача была правильно подготовить документ после крещения. В церкви обязаны были записать, кто крестился или ребенка крестил, где прописан человек, крестивший ребенка. Очень часто потом возникали большие неприятности – увольняли с работы, вызывали в «органы». Поэтому спрашивали – будут выяснять? Если не будут – писали прописку по паспорту. Если человек опасался, то «прописывали» во Владивостоке. Сын мой женился, его супруга была из Владивостока. Я из ее паспорта все данные списала. И так по этому адресу записывали родителей. Владивосток далеко – проверить местным властям было сложно в те времена.
Люди были тогда чище в душе, более искренними. Крестили в те времена каждый день. Крестили по тридцать-сорок человек в день. Большинству из них я была крестная мать.
- Вас проверяли?
- Еще как. У нас приход небольшой, сельский. Хотя, конечно, в те времена в округе мало действующих храмов было – поэтому люди ехали и издалека. По воскресеньям, как я уже потом узнала, семь человек проверяющих от исполкома приходили. Высматривали, кто храм посещает. Однажды я только из храма вышла – подходит ко мне проверяющая и говорит: «Что делается! Кошмар! Стоят детей крестить – почти все наши депутаты». А как по-другому может быть. У депутатов тех бабки и деды – крещеные, отцы, матери – тоже. Они крещеные тайком. Вот и они сами пришли детей крестить. Каждый день меня эта «ответственная» гражданка донимала. Говорила – мы тебя «снимем» отсюда – из церкви. А как из церкви «снять»-то можно? У меня ведь никакой должности официальной не было. А работаю я здесь сорок пять лет. По требам ездили – причащали, соборовали. Всенощную служили на дому и отпевали. Бывало, что с восьми утра до часу ночи – по требам.
- А сегодня?
- А сегодня гораздо сложнее. Запретов нет. Храмы открыты. Воскресные школы всюду. Любая литература – Библия, Евангелие, Жития святых, молитвословы…Все доступно. При этом приходят люди, которые ничего не знают и не понимают. Как с Луны упали. «Знакомые крестили ребенка, и мы хотим». С такими «прихожанами» работы много. Беседуем, объясняем, советуем, что читать, приглашаем в воскресную школу и, конечно, в храм. Ведь надо в храм ходить. В советское время люди в церковь тайком бегали, кругом соглядатаи были, доносчики. И не боялись. А теперь крестить приходят, а в храме были «три года назад – свечки ставили». Спрашиваешь: «Отче Наш» знаешь? Нет. «Богородице Дево…» знаешь? Нет. Символ веры заешь? Опять нет. А эти молитвы самые главные. «Отче Наш» - Господня молитва. Ее Сам Господь дал. Ее знать надо. Вот и учим людей, воспитываем. Крещение – это не «мода». Это глубокое убеждение и знание о вере своей православной. Это путь в храм. К исповеди, причастию. Это путь человека от рождения до кончины христианской.
- А Вам-то сложно было своих детей в вере воспитывать?
- Вера для меня все. Я никогда не скрывала, не боялась. Конечно, детям сложно из-за этого было. Дочь в детстве в школе сказала, что Христос был и 12 апостолов, брат ее тоже говорил о Боге, когда учителя его спрашивали о вере. Они не были ни октябрятами, ни пионерами, ни комсомольцами. Ходили в церковь, причащались. Для моих детей это было естественно, как воздух. Для других людей – нет. Меня в школу вызвали к директору. Вот тут я почувствовала, как Господь сам слова мне вкладывал в голову. Не я как будто говорила, а Он. Мне директор Андрей Аракелович – светски и «советски» образованный человек, сложные вопросы задавал, а я легко отвечала. И он ничего не мог мне возразить. Спрашивает: «Вот сегодня и электричество, и газ есть. Ученые новые материалы создают, а Вы в Бога верите». А я говорю: «И свет, и электричество, и газ, и все полезные ископаемые – все Бог дает. Даже ум человеку Господь дал. Без Бога ни один ученый ничего бы не создал – из ничего». Мы четыре часа с директором говорили. Я сказала ему: «Каким бы Вы мудрым здесь не были, если Вы хоть одного человека на безверие соблазните – Вам и за свои грехи отвечать придется и за этого человека. А ведь Вы с детьми работаете. Они, как воск. Что угодно вылепить можно». Он мне сказал: «Вы в городе такая одна», а я ему: «Нет. Если с людьми говорить начнете – увидите – верующих людей много». Через две недели директор из школы ушел. Сам, по своему желанию.
Вера всегда со мной. Страха о вере сказать, жить в соответствии с верой никогда у меня не было. Тут икон много. Их все в основном подарили. «Моя» собственная одна - Преподобный Сергий. Люди идут – приносят.
Тут беседу нашу прервали. Пришла женщина. У нее мама умерла. Женщина пришла договориться об отпевании. За дверью еще люди стояли. Тоже со своими горестями или радостями. И вновь продолжилась ежедневная служба Анны Ивановны. Она как «ниточка», ведущая в храм, как тропинка к вере. За эту «ниточку» держась, сколько людей к вере пришли и идут.
интервью: Нина Зотова
пресс-служба Богородского благочиния